— Знаешь, что главное в женщине? — строчил Миша, сидя на унитазе. — Спина.
— Спина? — пришел удивленный ответ.
— Да.
— Это новое извращение?
— Старое, как мир. Вот представь: ты видишь обнаженную спину женщины...
— Представила.
— ... Тонкую, гибкую, текучую такую... Это не просто спина.
— А что это?
— Обещание. Ты видишь, что женщина обнажена. Все ее интимное отделено от тебя только поворотом корпуса. Тонкая, зыбкая грань... настолько тонкая, что ты почти чувствуешь вкус этого плода, хоть и не надкусил еще... но, с другой стороны, ты НЕ ВИДИШЬ. А только ожидаешь увидеть... вот-вот, вот сейчас... Бля!
Последнее слово Миша произнес вслух. «Неизвестная ошибка», сообщил ему Firefox.
Вконтакт завис.
Впрочем, надолго злости не хватило: Миша вспомнил, что в постели его ждет Славочка. Теплая, мягкая со сна, голая и доступная Славочка, как это ни удивительно было думать...
Бодро сполоснув задницу, он побежал в спальню.
Славочка еще спала — или, скорее, не хотела расставаться со сном. Вильнув членом, набухшим от одного только взгляда на ее персиковую шею, Миша юркнул к ней.
Они были женаты уже полгода, но Миша до сих пор не мог в это поверить. Это было просто невозможно — что в него, обыкновенного, ничем не примечательного гения, как он говорил про себя, влюбилась такая красотка. Для Миши это был не столько роман, сколько подарок, от которого он, конечно, не отказался, но до сих пор не верил, что ему просто так, за здорово живешь вручили эдакое чудо прямо в постель.
— Блошки, блошки ползают, — бормотал он, проводя пальцами по бархатной спине.
— Ыыыы... — мычала Славочка, не раскрывая глаз.
Миша мял ей ягодицы, будто хотел зачерпнуть их пригоршней и заглотить, как пудинг. Потом не выдержал и сдернул одеяло.
— Ы! — возмущенно мукнула Славочка.
Деликатно, как мог, Миша развернул ее на спину. Какое-то время смотрел на нее, изучая мысок между ног. Потом, сглотнув, взялся раздвигать коленки.
— Ммм... маньяк... — мычал сонный Славочкин ротик.
Кусая губы, Миша смотрел на неописуемую роскошь, раскинувшуюся перед ним. Гладковыбритая щелка маслилась, как по заказу, и сонные соски набухали, будто весенние почки. Славочкин мозг еще спал, но тело уже знало, что его сейчас оплодотворят, и само, не спросясь у мозга, готовилось к соитию.
Секунду-другую Миша разрывался между двумя желаниями — растерзать Славочку в клочья, как волк, и утопить ее в своем безбрежном умилении. Второе победило, и Миша осторожно, как мог, вплыл в масляную щель. Член будто окунулся во влажную глубину персика, терпкого, обволакивающе-сладкого с кислинкой...
Славочка сопела, не открывая глаз. Миша скользил в ней медленно-медленно, нежно-нежно, чувствуя себя козлом в огороде, и потом неописуемо вкусно и сладко кончал в нее, смакуя каждый спазм, каждую обжигающую каплю спермы, влитую в размягченную плоть. Славочка слегка сжимала его своим нутром. Тело ее не двигалось, расплывшись в томных остатках сна...
— Знаешь, для чего сделана женщина? — говорил он, когда Славочка готовила ему завтрак.
— Для чего?
Голос у нее по утрам был теплый, густой, как свежие сливки.
— Для секса, — отвечал Миша. — Нене, ты не думай, что я — эгоист и гедонист хренов. Это полемическое преувеличение... но в то же время и не совсем. Женщина, конечно, может делать все, что и мужик — ну, кроме того, что надо делать хуем и мускулами. Наука там, бизнес, политика, искусство — это запросто. Я признаю полное равноправие женщины. Дело не в этом.
— А в чем?
— Понимаешь, вот мужик занимается всякими там делами — бизнес-шмизнес, наука там, искусство... Вот женщина — тоже занимается всякими делами. Не хуже мужика, а то и лучше. Каждый сам по себе, и каждому, понимаешь, интересно. Вот. Так интересно, что они срать хотели на все остальное. Но стоит им встретиться — и...
— И?
— И все. Они оба теперь думают только о сексе. Мужик так точно. Баба — не знаю, я бабой не был, но, судя по ее виду... Оба нафиг забыли про свои дела, которые им были, понимаешь, так интересны. Я, конечно, утрирую. Они это не проговаивают и, может быть, даже не осознают. Но когда общаются Он и Она — о чем бы они не говорили, о чем бы не думали — в их подкорках орет только одно: СЕКС, СЕКС, СЕКС!... И виновата в этом женщина.
— Почему?
— Да потому, что она вся такая и есть! Существо для секса! Мозги у нее, может, и не для секса, мозгами она, может, крутейший в своем деле специалист... но телу-то пофигу. Или даже не телу, а нутру. И вот это нутро всегда главное. Все общение мужчин и женщин — это, понимаешь, такой глобальный эвфемизм. Все делают вид, что думают о работе, о делах, и сами верят в это... а реально это только камуфляж. Так что любовь — самое главное в жизни. А ты — моя любовь, — Миша поймал Славочку за бедро и притянул к себе. — Значит, ты — главное в моей жизни.
— Не сочиняй, — сказала Славочка, жмурясь от счастья. — Главное в твоей жизни — твоя коллекция.
— А! — Миша махнул рукой. — Скажешь тоже... И какое там «главное», если Патерик у Ганапольского? Свет моей жизни, кристалл души моей — Киево-Печерский Патерик 1667 года, всего 12 известных экземпляров, и те в коллекциях... и тут объявился новый, 13-й, а Ганапольский, сука, перехватил! Прямо перед днем варенья, блин. И как жить? — жалостливо вопрошал Миша, обхватив Славочку за бедра.
— Да, это действительно вопрос, — улыбалась Славочка. — А день варенья мы тебе организуем, не переживай.
Миша тяжело вздохнул.
Это вздох был призван выразить многое: и то, как Миша благодарен Славочке, и то, что она не в силах ничего поправить, и то, что все равно не видать ему счастья в этой жизни. Заподозрив, что не все получилось выразить, он на всякий случай вздохнул еще раз.
— С тобой я просто офигеваю от счастья, — сказал он Славочке. — Просто охрене... охуе... — бормотал он, расстегивая лифчик.
— Что ты делаешь... — тихо смеялась Славочка, запрокинув голову.
— Ааа... ааа... Отсоси мне!
— Мишустик, но я же на вторую пару... Я же и так...
— Аааа...
Он корчился и ревел, проебывая нежный ротик до самого затылка, и потом в припадке дикой, невыразимо сладкой жестокости натягивал пушистую Славочкину головку на себя и прожигал ее лавиной спермы, впрыскивая огненные разряды в самый Славочкин мозг...
— ... Пока! — чмокнув его, она вылетела из квартиры.
Опустошенный Миша сидел, глядя в одну точку.
Потом подскочил.
Осторожно, крадучись, вышел в коридор. Глянул в окно.
Славочка как раз выбегала вприпрыжку из подъезда.
Кинувшись обратно, он натянул куртку, туфли, закрыл квартиру и рванул на улицу.
Славочка шла впереди, метрах в 50-ти, а он перебежками, чтобы та не попалила, перемещался за ней.
В крайнем случае он всегда мог бы сказать, что, мол, соскучился и решил проводить, — но тогда игра потеряла бы интригу. В чем был ее смысл, он не знал. Наверно, его не было вовсе — только желание ощутить звериный азарт слежки. «Хоть посмотрю, где она учится» — говорил себе Миша. Такое оправдание вполне устраивало его. — «Полгода женаты, а так и не знаю, где этот институт...»
Странно, но дорога в институт совпадала с дорогой на его, Мишину работу. «Будет прикол, если она учится где-нибудь в двух шагах от меня» — думал Миша, стараясь не потерять Славочку в метро.
Когда она подходила к его конторе, он все еще ничего не подозревал. И даже когда у входа ее встретил Ганапольский, обнял и чмокнул в щечку, Мишина мысль по-прежнему жевала безвкусное «ну надо же...»
Потом Ганопольский увел Славочку, обняв ее за попу, и мысль вдруг обрела вкус.
Тошнотворный, гнилостный вкус, будто Миша всей пастью хватанул говна.
— Славочка... И Ганапольский... Славочка... моя Славочка... Моя жена... И Ганапольский... — твердил Миша про себя, глядя на вход, где они давно уже скрылись.
Потом повернулся и медленно побрел обратно, натыкаясь на прохожих.
2.
— И что мне делать? — строчили пальцы, продавливая клаву до хруста.
— Может, ты ошибся? Не, ну слушай, меня по 100 раз на дню целует в щечки разное чмо...
— А как он ее облапил? Прямо за жопу?
— Подумаешь, тоже мне! Меня за нее лапают в день по 40 раз, ясно? Ты прямо как из викторианской Англии в наше время переехал...
— Но это же моя жена!
— Так что, теперь твоя жена должна вступить в монашеский орден имени святого тебя?
— Бля, ну как ты не понимаешь?! А если она изменяет мне?!
— Ну... Будете жить, как и жили. Изменяет — еще не значит «не любит». Может, этот Говнопольский ей куни классно делает. Или она под ним кончает по шесть раз. Вот сколько она под тобой кончает?
— Ээээ...
— Мэээ! А еще удивляется.
— И что мне делать?
— Если тебе прямо уж так обидно — измени ей. И будете жить, как и жили. Все у вас будет классно, не боись, чувак!..
Миша не знал, как ему общаться со женой. Он отводил взгляд, мычал, натужно и зло шутил, чувствуя, как его лицо сжимается маской, фальшивой до последней клетки. Было такое чувство, будто это он изменил ей, а не она ему. Славочка удивлялась, целовала его, окутывала сиськами, а под вечер устроила ему охуительный трах, облизывая с ног до головы, как ласковая болонка.
«И как ее хватает на нас двоих?» — думал Миша и ебал ее жестко, брутально, как не ебал никогда. — «Сука — она и есть сука...»
Результат был неожиданным: Славочка кончила, пуская пузыри, а когда отдышалась, сказала Мише, что ей никогда не было так хорошо.
«Сука — она и есть сука... «— твердил про себя растаявший Миша, стараясь быть начеку. Но Славочка была такой благодарной, такой нежной, родной, неистово-ласковой, что у него плохо получалось, и через десять минут Миша хрюкал, зарывшись в розовые сиськи.
«Может, и в самом деле зашла к нему — взять, скажем, какую-нить фиговину... а Ганапольский мудак, это я и так знаю... лапает чужих жен, блядь... «— убеждал себя он, растворяясь в теплом молочном океане, дышавшем у него под боком.
— Мишустик, — шептал ему океан. — Ты будешь меня любить в любом виде, правда? То есть. Абсолютно все Эротические истории на порно теилз тчк pу... ну, если я вдруг прическу поменяю, имидж и все такое? Да?
— Угууу, — мычал Миша, не вдумываясь в то, что она говорит. (Думать в такие моменты не мог никто, даже Эйнштейн.)
Назавтра Славочка снова ушла «на пару».
На этот раз она ехала совсем в другое место. У Миши отлегло от сердца, и он приплясывал от радости, продолжая слежку. «Доведу ее до объекта», думал он, «чтобы уже совсем никаких сомнений...»
Славочка вышла на окраине. Вокруг были всякие институты, и Миша совсем уже уверился, что она идет на учебу, и шел за ней только потому, что привык любое дело доводить до точки.
У одного из институтов Славочка свернула, но не ко входу, а во двор. Там, возле обыкновенного подъезда обыкновенной сталинки ее ждал Ганопольский.
Оцепеневший Миша смотрел, как тот обнимает ее, целует (ему казалось, что в губы) и уводит в подъезд.
«Она пришла к нему домой», — шептал Миша, стоя, как истукан. — «Она... к нему... домой...»
Потом достал телефон, вышел в контакт и долго, долго листал диалог, пока не нашел то, что искал.
— Четыре... семь... восемь... — бормотал он, набирая номер. — Алё? Жанна?
3.
У них было договорено, что они звонят друг другу только в самом крайнем случае.
Познакомились они в сети. Это было то самое потрясающее совпадение всех интересов, с которым хоть раз в жизни сталкивался любой сетевой волк. Жанна, казалось, читала его мысли, и вдобавок была охренительно красивой и оригинальной, если верить фоткам (а с чего бы им не верить?). Было время, когда Миша часами висел вконтакте, забив на все или почти на все.
Их виртуальный роман имел все шансы перерасти в нечто большее, если бы не Славочка. Как раз тогда появилась она, и Миша, как мог, старался сдерживать себя с Жанной. Получалось, правда, плохо, и общее количество сильных слов с ее стороны явно превышало Славочкину, но... в реале и в виртуале у слов разная цена. К тому же Славочка была здесь, под носом, со своей текучей спинкой и губами, в которых хотелось растаять и умереть, а Жанна была в мониторе, в словах и в фотографиях, а их не поцелуешь и не выебешь.
В общем, Миша постепенно и тактично, как ему казалось, приучил Жанну к мысли, что он женат. Они обменялись номерами, но никогда не звонили друг другу. И вот сейчас...
— Жанна? Это Миша... Тот самый... да... Жанн, мне надо с тобой поговорить. Очень надо. Ты можешь сейчас... Что? Как приезжать? Куда приезжать?
— Мы с тобой живем в одном городе, — говорила трубка. — Я сброшу тебе адрес смской.
— Жанна!... Прямо сейчас? Ты дома?
— Дома. Жду. Только... пообещай не удивляться тому, что увидишь.
— А... эээ... ладно. До встречи, Жанна!
— До встречи.
Миша волновался так только перед первым его сексом со Славочкой (в его постели никогда не водились такие красотки, и он боялся, что будет не на высоте). Сама Славочка и ее измена почти вылетели у него из головы. Их место заняла Жанна — фантомный сгусток слов, фотографий и голоса.
Когда он звонил в дверь, сердце готово было впечататься в ребра, как сумасшедший мяч.
— Привет, — сказала ему невысокая, чуть полноватая девушка, открыв дверь.
Одна половина лица ее была, пожалуй, красивой — с ровным изгибом скул, пухлой щечкой, матовым карим глазом.
Другая представляла из себя ноздреватый рубец цвета борща. Вместо второго глаза зияла багровая щель.
— А... а Жанна... — произнес остолбеневший Миша.
— Это я. Ты обещал не удивляться, помнишь? Проходи. Я тебя не обманывала — фотки были мои. Годичной давности.
— Что с тобой?
— Бойфренд и кислота. Обычный финал обычных отношений... Может, ты удивишься, но я хочу тебя обнять.
Жанна крепко обняла его, и он по инерции обхватил руками пухлые плечи.
— Вот мы и встретились... Ты прикольный. Пойдем. Рассказывай...
Миша рассказывал, сбиваясь с пятого на десятое. То, что мучило его и заполняло доверху, вытесняя все мысли, теперь казалось ему ерундой в сравнении со свекольной половиной красивого лица, на которую он старался не смотреть, но все равно смотрел и морщился, будто пустая Жаннина глазница царапала ему нервы.
— Познакомились на корпоративе, — говорил он. — Пришла с Ганапольским. Потом говорила мне, что у них ничего не было, и что она пошла с ним, потому что ей просто было скучно... Все офигели, конечно. А меня, как Остапа, понесло. Ну, я умею, ты знаешь, особенно если выпью. В общем, она влюбилась. Вот прямо с первого взгляда. Так она говорила. И я, блядь, верил ей все время...
— И правильно верил, — кивала Жанна. — Девушкам надо верить, даже если они врут.
— Это как?
— Ну вот так. Девушка, даже когда врет, говорит правду. Так она сама чувствует. Девушки никогда не врут, понял? А если то, что они говорят, не соответствует действительности — ну, это уже проблемы действительности. Это нельзя понять, я знаю. Это можно только запомнить...
Миша, плюнув на приличия, пялился на нее, пытаясь мысленно дорисовать вторую половину красивого лица. От жалости и ужаса ему хотелось выть.
— По-моему, тебе хочется погладить меня по голове. Правильно? Но ты стесняешься.
— Угу, — Миша поднял одеревеневшую руку и положил Жанне на макушку.
— Это не парик, не бойся.
Миша гладил Жанну по голове, стараясь не касаться свекольного рубца, а Жанна говорила ему:
— Пойми такую простую вещь. Супруги — это супруги не потому, что они ни с кем больше не спят. Супруги — это единство высшего порядка. Брак должен быть выше постели.
— А ты изменяла... тому? — спросил Миша и прикусил язык.
— Смотря что считать изменой... Мужчина и женщина не могут быть близки без секса. Секс — логический итог их сближения.
— А как же дружба? Между мужчиной и женщиной? Вот как у нас, например?
— Я про нее и говорю. Без секса такая дружба — это просто... ну, люди напридумывали себе ограничений и варятся в них, лишая себя главного. Человек ведь одинок на этом глиняном шарике, Миша. Ему хочется хоть как-то утеплиться, чтобы вокруг не было пустоты. Прилепился к другому — уже легче. Людям нужно тепло и близость. А мужчина и женщина для этого и сделаны...
— Подожди. А разве... вот мы с тобой. Разве у нас нет дружбы, нет близости? Разве тебе одиноко со мной? — спросил Миша, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь.
— Нууу... Все равно ты меня такую не захочешь. Меня уже никто не захочет. Так что я могу только рассуждать...
— Ну что ты так говоришь? — застонал Миша, повалив ее на себя. — Ну что ты, что ты... Жанна... — бормотал он, целуя ее в красивую половину лица.
Через пять минут он с ужасом смотрел на изобильную плоть, распахнутую перед ним.
Как это получилось, он не понял, а сейчас знал только, что смертельно хочет ее, и что это желание не сладко, как со Славочкой, а горько. Зудящая, обжигающая Жаннина горечь пекла вдвое сильней Славочкиной сладости.
«Вот оно как бывает, когда изменяют» — думал он, вплывая в волосатую, как у зверя, щель, и вскоре колотился в ней, выплескивая в судорожном ритме свой стыд. Никогда он так никого не хотел, как Жанну, запретную до ледышки в сердце, и причин тому было две — ему было смертельно жаль ее, и это было нельзя. Черное, бездонное «нельзя» распирало Мишу, и он кричал, вцепившись в пухлое тело, которое жалось к нему, пытаясь урвать свой клочок тепла...
• • •
Когда Славочка вернулась, отмщенный Миша был с ней так груб, что с непривычки ему холодило под ребрами. «Ай да день варенья вырисовывается», тоскливо думал он.
— Ничего, — Славочка коснулась его руки. — Завтра мы тебе такой подарок забабахаем, что вся депрессия разом пройдет.
— Подарок? — крикнул Миша. — Знаю я, какой ты мне сделала подарок.
— Знаешь? Как... знаешь?
— «Как, как... «Думаешь, я такой лох, да? Я видел вас. С Ганопольским!..
— Видел?
— Видел!
— И... что, и подарок видел?
— Видел, — сказал Миша тоном ниже.
— И... как тебе?
— Что «как»? — спросил он.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
Потом Славочка сказала:
— Подожди. Я не пойму — ты нашел, да? Я же вроде хорошо спрятала...
— Ага. Думаешь, я такой лох, да? — неуверенно отозвался Миша.
— Значит, нашел. Эх, а я хотела сюрприз... Ну, все равно — днем раньше, днем позже. И как тебе?
— Что?
— Ну как что? Этот твой... патерик, или как его там?
Миша смотрел на нее, раскрыв рот.
Не выдержав паузы, Славочка вышла в соседнюю комнату, потом вернулась с древним фолиантом в руках.
— Тяжелый, зараза... С днем рождения, Мишустик! Хотела сюрприз, но... видно, что-то не срослось.
Миша переводил взгляд с фолианта на нее и обратно, хватая воздух ртом, как рыба.
Потом спросил:
— Это что... он тебе отдал, что ли?
— Ну... скажем так: продал в обмен на одну услугу.
— На какую? — обрадовано крикнул Миша. Ситуация вновь обрела конкуры. — На какую такую услугу, а? Что ты такого ему сделала, что он вот так вот запросто отдал тебе самый ценный экземпляр своей коллекции? А?
Славочка смотрела прямо перед собой. Потом устало вздохнула.
— Какой-то ты нервный сегодня... Сядь.
— Что?!
— Сядь. Просто сядь.
Миша, не сводя с нее глаз, присел. Славочка вздохнула еще раз, взяла себя за волосы — и стянула их с головы, как косынку.
Под ними была лысина, блестящая, как бильярдный шар.
Миша закашлялся.
— Он какой-то там извращенец, — хрипло сказала Славочка. — Давно подкатывал ко мне, чтобы побрить. Ему это в кайф... Я этот парик из своих волос сделала... думала — буду скрывать от тебя, пока не отрастут, а потом скажу, что подстриглась... Я теперь уродина, да?
Лысая Славочка жалобно смотрела на Мишу. Она была похожа на младенца, невинного розового младенца с пухлыми губками...
Миша молчал, выпучив глаза.
Потом встал, подошел к двери и со всей дури треснулся головой.
• • •
Когда ошметки тьмы расползлись, он услышал:
— Ничего, жить будет. Небольшое сотрясение. А вот дверь, я смотрю, вам придется чинить...