Антон, мимолётно упомянув четыре имени, сам не знал, на какую волну он меня настроил... и не только не знал – он даже a priori знать об этом и не может, и не должен! А между тем... Толик, Серёга, Вася, Валерка – для меня это не просто четыре имени, соединённых вместе, а это для меня... Альбом оказывается там, где я, собственно, и предполагал, – лет n, если не больше, этот альбом не попадался мне на глаза, потому как даже при переезде на новую квартиру несколько коробок я за ненадобностью просто – напросто не открывал... Я переодеваюсь по – домашнему – в песочного цвета шорты и старую, но любимую светло – оранжевую рубашку, три года назад купленную в Бразилии... я достаю их бара початую бутылку мартини, приношу из холодильника в спальню кубики льда и пакет с осветлённым яблочным соком... а почему, собственно, нет?"Тупость, глупость, понты, показуха" – сказал отслуживший племянник, и он, наверное, прав... так ведь и тогда, когда служил я, в армии всё это было... разве что было меньше понтов, а всё остальное было в полном боекомплекте: и тупость, и глупость, и показуха... но разве об этом хочу я вспомнить сейчас – разве это осталось в моей памяти? Подъёмы, отбои, плац, полигон – семьсот тридцать дней в сапогах... и глупость, и тупость – всё это было, но всё это стёрлось, сгладилось, потускнело или вовсе забылось, напрочь выветрилось из памяти, а осталось в памяти незабываемо и нестираемо только это – Толик, Серёга, Вася, Валерка... парни, с которыми я служил, – они, и только они – моя память о службе...
"Память о службе" – именно так написал когда – то на первом листе альбома красивой вязью дивизионный писарь... черт, а имя этого писаря я забыл – звали его то ли Славиком, то ли Стасиком... впрочем, где – то в альбоме есть его фотография... всего фотографий в альбоме чуть больше сотни, и на каждой из них запечатлён какой – то миг моей службы – семьсот тридцать дней в сапогах... лето... осень... зима... весна... снова лето, – на чуть пожелтевших фотографиях – разные ракурсы, разные лица, разный фон... впрочем, лица повторяются, и кого – то я помню отлично, а кто – то в памяти потускнел и смазался, так что, глядя на иные фотографии, я с трудом вспоминаю имена тех, кто на этих фотографиях изображен, – не по своей воле оказавшиеся вместе, одинаково одетые, одинаково шагающие в одном строю, мы в то же время все были разные, и потому совершенно неудивительно, что, оказавшись под одной крышей, кто – то с кем – то сходился ближе – и тогда возникала дружба, именуемая армейской, а кто – то с кем – то просто рядом сосуществовал, находясь в одном подразделении, и не более того... по – разному складывались отношения между парнями даже одного призыва, а ведь было ещё деление на "салабонов", "молодых", "черпаков" и "стариков", и через все эти четыре ступени армейского возмужания неизбежно проходил каждый... но, листая страницы альбома, я думаю не об этом, потому как и это тоже забылось, – я думаю о другом: фотографий в альбоме чуть больше сотни, но среди них есть тринадцать, для меня самых ценных и дорогих, потому что с них, с этих тринадцати чуть пожелтевших квадратиков – прямоугольников на меня, как привет из армейской юности, смотрят они, пацаны одного со мной призыва – Толик, Валерка, Вася, Серёга... без них, без этих парней, армия для меня наверняка тоже стала бы такой же бездушной машиной – царством тупости, глупости и показухи – какой она стала для отслужившего племянника Антона... но! – служба моя была согрета дыханием четырёх парней, и потому – в отличие от Антона – мне есть что вспомнить, и не просто вспомнить, а вспомнить с ностальгически согревающей душу теплотой...
Каждый их этих парней был хорош по – своему... У Серёги, невысокого и коренастого, член был не очень большой, но при этом необыкновенно твёрдый, – сосать член Серёгин было не бог весть какое удовольствие, зато сам Серёга, не подозревая о том, сосал у меня отменно... у стройного, атлетически сложенного Толика была обалденная задница – небольшая, по – мужски аккуратная и вместе с тем сочная, словно налитый спелостью персик, с бархатисто – нежной на ощупь золотисто – молочной кожей, – в такую попочку было сладостно вдавливаться всем пахом, ощущая её упругую и вместе с тем мягкую – бархатисто – сочную – выпуклую округлость... грубоватый Валерка, не будучи геем, каждый раз перед трахом жадно, запойно сосался в губы, и делал он это так чувственно и так страстно, что у меня от Валеркиного сосания каждый раз пробегал по телу щекотливо – колкий сладкий озноб... и был еще Вася, малость смазливый парень в звании младшего сержанта, у которого был вполне приличный – очень даже приличный – член... словом, каждый их этих парней был хорош по – своему, и трах у меня со всеми четверыми, впервые познавшими в армии сладость однополого секса, был обоюдным и взаимным: они, наслаждаясь и кайфуя, периодически натягивали меня, а я, в свою очередь, с не меньшим наслаждением точно так же натягивал их, и при этом каждый из них, четверых сослуживцев, время от времени перепихивавшихся со мною в рот или в зад, думал – считал, что я это делаю лишь с ним одним – только с ним, и ни с кем больше, – каждый из четверых парней – партнёров был совершенно уверен, что он, и только он – он один! – является моим сексуальным партнёром...
Я, глоток за глотком отпивая мартини, неспешно всматриваюсь в фотографии тех, кто так великолепно скрасил время моей службы – семьсот тридцать дней в сапогах, как говорили мы в то время... вот бы о чём рассказать Антону, да только – никак нельзя... и нельзя, и не нужно, – он, Антон, совсем на другой волне... никогда он этого не узнает – того, чем памятна служба для меня! Но ведь как удивительно, как странно совпало: Толик, Серёга, Валерка, Вася... я, перелистывая страницы альбома, с чувством нахлынувшей грусти неспешно всматриваюсь в свою армейскую юность: на чуть пожелтевших снимках нам всем по девятнадцать – двадцать лет, а лица – совсем мальчишеские... мы присягали стране, которая исчезла, как Атлантида, – где вы все теперь, друзья – однополчане – по каким параллелям – меридианам разбросала вас непредсказуемая жизнь?
Толик, Серёга, Валерка, Вася. Напечатано эксклюзивно для портала - ПoрнoТэлес.ру... Собственно, на месте этих четверых, ставших для меня сексуальными партнёрами, могли оказаться любые другие пацаны, не лишенные некоторой фантазии, не отягощённые сексуальными комплексами – и тогда я имел бы секс не с Серёгой, Валеркой, Толиком и Васей, а с кем – то другим из сотни своих непосредственных сослуживцев, потому как в любом человеке самой природой изначально заложена некоторая предрасположенность к однополым контактам – отношениям, то есть в душе всякого человека, пребывающего в этом мире в номинации "натурал", всегда есть некая ниша, предназначенная для возможности отклонения от "натурального" пути, и если эта ниша у иных оказывается незаполненной, то это происходит вовсе не потому, что парни действительно невосприимчивы к однополому сексу, – незаполненность ниши всегда и везде означает лишь то, что парню на его магистральном пути не повстречался тот, кто смог бы его на какое – то время увлечь за собой по лунным дорогам к иным берегам... собственно, "на какое – то время" – это и есть суть тех, кого я сам для себя называю попутчиками. Серёга и Толик, Валерка и Вася были именно ими – такими попутчиками: однажды попробовав, испытав и познав упоительный кайф однополого секса, они затем снова, и снова, и снова – до самого дембеля – окунались в это естественное наслаждение, но, каждый раз испытав полноценный оргазм, погасив своё молодое томление, они опять возвращались к тому, что им было присуще по жизни в большей степени, – они, всецело мне отдаваясь и тут же меня имея сами, лишь на какой – то краткий миг исчезали в глубинах безоглядного наслаждения, а затем самым естественным образом вновь возвращались в более свойственный им гетеросексуальный мир, где все разговоры, мечты и планы сводились к женщинам и девчонкам... да, они были попутчиками – были обычными бисексуалами, и на их месте могли наверняка оказаться любые другие пацаны, но в силу разных случайностей оказались именно они – Вася, Валерка, Толик и Серёга, и я за всё время нашей совместной службы ни разу об этом не пожалел...
Глядя на фотографии – чувствуя нарастающее возбуждение, я вспоминаю, как впервые это случалось – произошло с Толиком, с Серёгой, с Валеркой, с Васей... а было, в общем – то, с каждым по – разному... с Серёгой, к примеру, я впервые сделал это, будучи в наряде – в карауле, причем первый раз у нас ограничился сексом исключительно оральным: поочерёдно садясь друг перед другом на корточки, мы отсосали друг у друга в половине четвёртого утра за приземистым зданием караульного помещения, причём всё это случилось – произошло не совсем спонтанно, потому что весь день накануне, то и дело оказываясь наедине, мы неустанно друг друга подкалывали – говорили друг другу что – то типа "хочешь соснуть?" и "я тебя выебу!"... это были грубо – шутливые, ни к чему не обязывающие слова – фразы, но, произносимые вслух, они смутно томили, сладко тревожили душу, и мы говорили друг другу эти возбуждающие слова снова и снова: глядя Серёги в глаза, я говорил ему "я тебя выебу", и Серёга, смакуя каждое слово, тут же мне отвечал "это я тебя выебу – я тебе вставлю в жопу", или Серёга, ещё до конца не веря в силу произносимых слов, мне говорил "ты у меня отсосешь", на что я ему без задержки и промедления отвечал "это ты отсосёшь у меня – ты у меня возьмёшь в ротик"... мы говорили всё это друг другу исключительно наедине – говорили напористо, весело, и я уже знал, чем это может закончиться, а Серёга, обещая мне вставить в зад или дать в рот, по причине отсутствия подобного опыта, а также в силу своей доминирующей "по жизни" гетеросексуальности до последнего не представлял со всей внятно осознаваемой отчетливостью, насколько всё это и просто, и реально – вне зависимости от преобладания в парадигме персональной сексуальной шкалы какой – либо доминантной ориентации... закончилась эта словесная мастурбация в половине четвертого утра – взаимным оральным сексом... и лишь спустя наделю – во время парко – хозяйственного дня – мы полноценно натянули – трахнули друг друга в очко, сделав это на пыльном матрасе в технической каптёрке... причем, на этом матрасе оказались характерные – шероховато – твёрдые – пятна – разводы, какие остаются от излитой мимо цели спермы, когда она, пропитав ткань, высыхает, превращаясь в утолщённые на ощупь желтовато – матовые или матово – молочные овалы – кругляши, так что, помнится, у меня невольно возникло не лишенное оснований подозрение, что на этом матрасе за время его существования упражнялись не мы одни...
А к Толику я подкатывался месяца два, если не больше: наши отношения за это время из никаких сделались дружескими, вполне доверительными, предполагающими некую взаимную теплоту, незаметно переходящую во взаимное тяготение друг к другу, и это тяготение – молодое, совершенно естественное в условиях однополого сосуществования – просто не могло не трансформироваться в такое же естественное желание, так что первое движение в плане сексуального сближения пришлось делать даже не мне, а сделал это сам Толик – сделал искренне, совершенно естественно, никак не соотнося свой порыв ни с понятием "ориентация", ни с прочей словесной шелухой, искажающей подлинную суть однополого тяготения, возникающего в силу самых разных причин даже у тех, у кого "по жизни" доминирующим устремлением является гетеросексуальность... и с Валеркой было примерно так же: к сексуальному сближению с Валеркой я шел исподволь, постепенно, Валеркину чувственность в свой адрес разогревал – взращивал ненавязчиво, для Валерки совершенно незаметно – словом, всё делал неспешно, но при этом вполне целенаправленно, так что когда Валерка для секса со мной созрел – когда я увидел – почувствовал его направленное в мой адрес томление – желание, мне оставалось лишь протянуть руку, чтоб привлечь Валерку к себе... что я и сделал – к обоюдному удовольствию...