Леди возникла нежданно. Подошла, подобралась тихонько, — ручки за спину. Эшли как раз разгибалась, чтобы встать, одеться. «Что за шум?» — спросила похотливица. Владелец шопа пнул тумбу с кассой, и — легонько, заодно — Пуниту. Сказал, засмеявшись: «Да ноги разминаю, затекли. Стоишь тут целый день». Придвинулся, чтобы заслонить кое-кого, если надо, от назойливой бабы. Покупательница вынесла из-за спины руку с огромным черным дилдо. Припечатала её сверху другою, — с баночкой вагинальной смазки. Полномасштабно улыбнулась. Хозяин, сканируя товар, невозмутимо сообщил: «С вас семьдесят три доллара шестьдесят центов». (Давай, вали уже!) Леди томно затягивала транзакцию, подавая склизкие намеки. Взгляд, интонация, недосказанность...
Представляла: вот она — современная Гарриет Бичер-Стоу, почти что писательница, главная обвинительница лорда Байрона, да и просто добрейшая белая женщина*. Но помоложе той старухи, да и в неплохой форме, плюс в чудной униформе — прехорошеньком белье, где бюстгальтер и трусы скрывают возрастные недостатки, а отменные подвязки с чулками крупного ажура, напротив, набрасывают на плоть вуаль романтического винтажа — ой, ну как расцвела-то на старости лет, три хиллари в небрежном обхвате! И обнимает его, — черного, блестящего, голого. Мужчину! Одной рукой ухватилась за талию, другой притянула к груди темный член с мясистой сливовой головкой. Улыбается ей, головке: дива готова исполнить песню на бис! Белой коже дебелой так идет соседство с голым черным мускулином, да и он рад стараться: задрал по-кинг-конговски ручищи, и мощнейше улыбается. Правда, нужно прежде погонять в спортзал этого — как они там говорят? — мазыфаку, чтобы покачал пресс, бицепсы/трипперсы, и что там у него еще?
Или же вот, картинка похлеще! Есть у нее кузина Дженнифер, а у той — муж, занудный остряк, чтоб ему... Сцена в гостиной. Большой стол слегка сервирован. Дженнифер с мужем, пожаловав: «Давно не виделись, милейшая кузина». Она, кивая: «Да, давненько». Светская беседа по-родственному, в светской гостиной. Противный остряк-дегенерат так и норовит уколоть, да подколоть, пока рот не набит легкой всячиной, и она, бедная, заливается стыдливым смехом, да и на щеках — стыдливый же румянец. Одета в облегающее платье, прекрасно подчеркивающее всё, что еще можно подчеркнуть. «Кстати, познакомьтесь с бойфрендом! — И обнимается с подошедшим мускулистым голым мазыфакой. — Ах, а Вы всё острите, Генри, все острите. Совсем меня, бедную, засмущали». И томно веером обмахивается, чтобы достойно проклятый румянец остудить. Ну не веером, конечно, а дружком своего дружка. Выкусили?!
Только где он, Кинг-Конг её мечты? «Чем заполнить эту дикую воронку пустоты», — думала-горевала, толкая плечом дверь с назойливым жестяным бубенцом.
• • •
Когда бабища ушла, Эшли вскочила, оделась. Подошла к кассе, едва выдавила: «Сколько с меня?» Футболка надета наспех, неправильно, надписью «Я люблю тебя» наружу. Хозяин, почесавшись, деловито: «Я возьму назад одну пару за полцены, а три — с утерянными ключами — за четверть. Получится скидка от цены в восемьдесят долларов. Поймите, я смогу их продать, только сильно сбросив цену, и то лишь как комплект». Пунита обреченно кивнула затуманенной головой. «Итого с вас пятьдесят пять долларов, мэм»... «Вот и рассчитались», — думала, выходя. Плелась; ее мутило от воспоминаний. «Черт, и зачем ему женщина? Прогнулся, ухватил губищами хер и отсасывай сам себе сколько влезет: замкнутый цикл... «Где-то на полдороге, как нахлынуло ей, так вцепилась в фонарный столб, чуть не заревела. «А кто виноват? Не фиг было воровать». Пошла. И опять чуть не разревелась в голос. Стояла, размазывая слезы и сперму владельца по лицу.
• • •
Его, кстати, Клайвом зовут. Клайв стоял, задумавшись о своей ситуации. Что вот, идешь, бывалыча, домой с надеждами, с какими-то ожиданиями. Жена уже пришла с работы, помылась, поела, обсудила по телефону с подругами важнейшие проблемы современности. Сейчас она — твоя, ждет своего слоника. Не будучи женщиною сдержанной, наверняка уже приласкала себя многократно, и теперь догоняется в спальне с помощью дилдо. Но это же всё равно не то. Она ждет тебя! Стучишь в дверь, она швыряет изделие под кровать, бежит открывать. Халатик разметался, игривые спелые сиськи, готовые лопнуть, повыскакивали ходуном наружу. Дрожит от ожидания чуда. Тут вспомнил ее, молодую: на точеном эбонитовом теле легкая испарина, и вся сверкает, даже светится — совсем как елочная игрушка, как рождественский подарок для хорошего черного парня — и у него защемило сердце. Написано для сайта: ПoрнoТэилз точка РУ.
И вот заходишь ты, — усталый, отупевший, разочарованный, неудовлетворенный. Смотрит с надеждой. Захлопывается дверь. «Соси, сука», — говоришь вдруг, расстегивая ширинку; слова сами, помимо твоей воли, вырываются из глотки. Можешь дать подзатыльник для поднятия бодрости духа. Она падает на колени, с мольбой в прекрасных глазах исполняет постылый ритуал. Всё еще надеется, что, может быть, ты вдуешь ей, как джентльмен, или хотя бы просто по-человечески впердолишь. Но нет: ты весь в своем провальном бизнесе, адское хозяйство не отпускает ни днем, ни ночью, ты — просто на службе у бесов. Какой-то внутренний толчок, и ты кончил; сперма капает с её натруженных губ. И это, в принципе, все, что она получила и получит. Рявкаешь: «Глотай!» — потому что нельзя же распускать и распускаться, всё в хозяйстве должно идти в дело. Глотая, глядит на тебя, как фурия. В принципе, она вправе убить за такое многолетнее насилие над ожиданиями. Ты в очередной раз поранил ей сердце и душу, а сейчас, когда женщина отхлебывает своё, нудно бубнишь о том, как идут дела в грёбаном магазине, и ничего — заметь — ничего хорошего ей уже не светит, она же все понимает!
Потом подхватишь пиво с орешками, рухнешь на диван, и будешь таращиться в ТV — Windоw tо thе Wоrld, окно в мир — а оттуда плещет струя свежей грязи и дерьма. А твоя жена, страстная коза, побредет в спальню, сорвет с себя халат, и станет — ну не дураки же мы — вытрахиваться вибробратом с дилдатором. В глубины её естества будет долбиться механизм, а не хобот слоника. И мечтать, мыча и натирая соски с клитором, она будет о чем и о ком угодно, только не о тебе. Скажи, разве это жизнь?
Клайв размышлял о том, что какая же все-таки ипучая штучка эта жизнь. И не могла бы какая-нибудь из игрушек секс-шопа что-нибудь поделать с такой ситуацией? «Кстати, откуда в доме вибратор, ведь это же явная измена, если не откровенное предательство? У меня их полным-полно, — думал печально. — Надо было подарить ей на День Валентина самый лучший и дорогой, так было бы правильнее со всех точек зрения, включая деловую. Эх... И, наверное, правильно, что ушла, — подытожил горько. — Я сделал бы то же самое, будь я на её месте».
• • •
Когда Эшли уходила, Джо еще не осознавал... Уже когда за ней захлопнулись двери лифта, то понял, куда пошла. Дернулся одевать брюки, упал и ударился головой о стол. Вскочив, хотел бежать. Но что можно изменить? Как и где искать ее? Бегать по улице, спрашивая, где ближайший секс-шоп? Нормально, да? А если не ближайший? Вот ведь какую злую шутку могут сотворить с нами желания наши. Но, если бы он ничего не пожелал тогда, — и что?! Кости легли бы иначе, была бы какая-то другая реальность. Была бы она лучше? Была бы рядом с ним эта сумасшедшая красотка, приблуда чертова?
Положил Крока в пластмассовый контейнер, вышел. В магазине инвентаря купил лопату. С трудом нашел подходящее место, — город ведь, то бетон, то асфальт, то железо, то зеленая лужайка, черт подери. А чтобы просто земля, — поискать еще. Вот разве — здесь, возле мусорки, клочок. Выкопал ямку. Уложил контейнер с Гейтором. Постоял, скорбя. Перекрестил вдруг. Закопал. Утоптал. (Надо запомнить. Всё такое одинаковое вокруг. Лопата? Сдать назад, что ли? Да ладно, что с ней таскаться). Закинул в мусорный бак. Хотя бы никто не стал копать по свежему следу...
• • •
* — Гарриет Бичер-Стоу обрела популярность благодаря написанию сентиментального романа «Хижина дяди Тома». Впоследствии опубликовала статью «Истинная история жизни жены Байрона», в которой донесла до общественности слухи о сожительстве Джона Байрона со своей единокровной сестрой Августой Марией Ли, что поубавило популярности сочинительнице. В старости впала в слабоумие, и в свои 77 лет почти слово в слово, совершенно для себя одной заново, творила собственный бестселлер, занимаясь жутким самоистязанием. Также приобрела некоторые дикие привычки. Марк Твен, сосед её по Хартфорду, вспоминал: дома в Хартфорде не запирались, и старушка Гарриет могла зайти в чей-нибудь дом, подобраться сзади к зазевавшемуся хозяину, да и издать вдруг такой боевой клич, что человек выпрыгивал из одежды.