Дом был двухэтажным, из штукатуренного кирпича, с гаражом у правой стены. Построен был, наверно, в пятидесятые годы, и, как следствие, в архитектурном плане ничем не блистал. Но выглядел ухоженно и солидно, за садиком явно следили – и, с учётом района, я поняла, что Грэм явно не перебивается с хлеба на воду. Это подтвердила и "ауди", запаркованная на стоянке возле гаража.
Грэм, как всегда, был обаятелен, и я надеялась, что нервы не выдают меня с головой. Мне казалось, что у меня дрожат руки, но когда он наливал выпить, я посмотрела на них – они ничем не выдавали охватывавшего меня трепета.
В доме было прохладно и уютно, стены были обшиты тёмными панелями, повсюду были алебастровые завитушки. Мы немного посидели в гостиной, болтая о том о сём. Грэм старался как мог, чтобы меня успокоить, и водка с апельсиновым соком достигла своей цели. Я была бы не прочь повторить, но он не предлагал – видимо, чувствуя (и правильно), что, перебрав, я начну совершать глупости.
– Ну что, готова? – наконец спросил он.
– Да, – сглотнула я.
Момент настал. Подхватив сумочку, я прошла за ним через кухню к боковой двери, которая, как я поняла, вела в гараж. Так вот где должно было всё это произойти. Он зажёг свет, и моему взгляду предстали подвесы и рамы, заполонившее пространство для двух машин. По коже бегали мурашки, но на этот раз не столько от нервов, сколько от возбуждения.
– Теперь ты знаешь, что есть у меня в арсенале, – тонко улыбнувшись, сказал Грэм. На нём были джинсы и белая футболка с какими – то иероглифами – это сильно молодило его по сравнению с прошлым разом, когда он был в солидном деловом костюме. – Есть тут что – нибудь, что кажется тебе не по силам?
Я смотрела на хлысты, плети и шлёпалки, аккуратно развешанные по стенам. Было там и несколько кляпов в разных сбруях, а также солидная коллекция верёвок, цепей и браслетов.
– Я... я не хочу, чтоб меня пороли, – выпалила наконец я.
– Ничего, – ободряюще сказал он. – Может, по ходу действия ты и передумаешь, но спешить некуда. Я буду следить, чтобы на каждом этапе тебе было комфортно. Помнишь своё стоп – слово?
– Буду напевать "с днём рожденья".
– И тебе даже не нужно знать слов, – словно сам себе пробормотал он. – Так, ладно. Снимай платье.
– Что?
– Я не собираюсь возиться с тобой в таком виде, мисс, – отрезал он, глаза его посуровели. – Делай, что тебе говорят.
Что – то в его голосе подчинило меня, и я, опустив глаза, чтобы не смотреть на него, начала возиться с пуговками на платье. Внезапно я оказалась слишком далеко, чтобы отступать. Во время этих последних минут мой разум принял окончательное решение, и я поняла, что мне придётся ему подчиняться. Платье оказалось на полу. Стоя в лифчике и трусиках, я увидела, как он заходит мне за спину. Я начала оборачиваться.
– Нет. Стой как стоишь. Будешь делать только то, что я говорю и когда я говорю. Ясно?
– Да.
– "Да, сэр!"
– Да... сэр. – Я ощутила, как дрожит мой голос. Выдержу ли я?
– Скажи мне, Джен, – серьёзно произнёс он, – о чём ты думаешь, глядя вот на это? – Он показал мне ошейник. Он был шириной сантиметра в четыре, из чёрной, толстой кожи. – Что он для тебя означает? – В голове моей внезапно стало пусто. – Просто скажи первое, что приходит на ум. Как в этих тестах на ассоциации. Итак... ошейник?
– Рабыня.
– Хорошо. Ещё что?
– Э – э... зависимость... надёжность... не знаю, сэр.
– Очень хорошо, Джен. Я впечатлён. Хочешь примерить?
– Да, сэр.
Сильные пальцы обернули кожу вокруг моего горла, и у меня перехватило дыхание, когда свободный конец скользнул в пряжку и туго застегнулся на моей шее. Почему – то это было приятное ощущение... Успокаивающее каким – то образом. Я сама не могла поверить своим мыслям. Стоя там, я чувствовала, как моё лоно увлажняется, пока он стоял позади меня, вне поля зрения.
– Ошейник – это очень большой символ, Джен. Он означает то, что ты полностью находишься в моей власти, что подчиняешься мне без раздумий. – Он помолчал, словно давая этим словам проникнуть в меня. – Но также это символ доверительных отношений. Ты веришь мне, Джен?
– Да, сэр, – не задумываясь, ответила я.
Я ощутила движение воздуха, когда он придвинулся ближе и встал прямо за моей спиной. В комнате было так тихо, что я слышала своё дыхание и шелест его одежды. Затем мне на глаза опустилась мягкая кожаная повязка, и мир потемнел, пока он застёгивал её сзади. Я ощутила власть, ощутила, будто отдаюсь чему – то такому, чему не в силах сопротивляться.
Я стояла, чувствуя, как он медленно обходит меня вокруг. Я знала, что он изучает меня, оценивает, прикидывает мои психические и физические способности и пределы. Без сомнения, он проделывал всё это с десятками женщин, которые до меня приходили в этот гараж. Без сомнения, всех этих женщин связывали, заковывали, пороли, затыкали им рты, мучили их до самых крайних пределов – будь то пределы боли, сексуального голода или сексуального наслаждения. Перед тем, как расстаться со зрением, я заметила, что на месте гаражной двери находится обычная стена. Очевидно, что гараж был приспособлен строго для определённых целей – и для них же, в том числе, звукоизолирован.
Сейчас он стоял прямо передо мной. Я почти ощущала у себя на лице его дыхание. Его руки легли мне на плечи, затем, ненадолго сжав мне бицепсы, нежно опустились вдоль рук. Моя кожа трепетала от его прикосновений, и я чувствовала, как соски мои твердеют. Чёрт. Почему наши тела всегда нас так выдают? Его пальцы уже расстёгивали спереди мой лифчик. Он покинул моё тело, и вероломные соски выдали меня с головой. Его пальцы легонько коснулись их, затем ухватили и начали выкручивать, пока я не заскрипела зубами.
– Очень хорошо, милая, – промурлыкал он. – И очень красиво, должен заметить. Как думаешь, пойдёт ли им парочка зажимов? – Я молчала. Мысль об этом испугала, но одновременно и возбудила меня. Я хотела и не хотела этого. – Я задал тебе вопрос, милая. Я жду ответа. – Голос был жёстким, суровым. – Ну?
– Я... я не знаю, сэр.
– Думаю, сегодня мы с этим определимся... Ты этого хочешь?
– Э – э... да, – выпалила я, не подумав.
– Что? – Рука его хлёстко опустилась на мой зад.
– Да, сэр.
– Хорошо. Теперь вытяни руки перед собой.
Ну вот, началось. Меня начинают связывать. Я чувствовала, как мягкая тонкая верёвка раз десять обвилась вокруг моих запястий, стягивая их вместе – надёжно, но не слишком туго. Пара петель сверху жёстко закрепила их. Меня осторожно провели вперёд на несколько шагов, и я услышала стрёкот лебёдки – которая, очевидно, должна была поднять мои руки вверх.
Вскоре мои руки действительно поднялись, и я оказалась прямо под удерживавшей их верёвкой. Стрекотание лебёдки прекратилось как раз в тот момент, когда тело моё начало вытягиваться, а пятки вот – вот готовились оторваться от пола. Затем я услышала, как шаги Грэма медленно приближаются ко мне. Сердце колотилось, я дышала часто и неровно.
Затем его руки снова оказались на мне, лаская моё тело и никоим образом не замедляя мне сердцебиение.
– У тебя очень красивая фигура, Джен, – сообщил он. – Спортом занимаешься?
– Да, сэр. ПорнoТэлес.pу.
– Конечно, занимаешься, – сказал он, будто я не отвечала вовсе. Его рука, скользнув по животу, опустилась мне в трусики. Господи. Я вдруг осознала, что меня выдают не только соски. – Думаю, пора их снять. Ты согласна с этим, Джен?
– Э – э... да, сэр. – Была ли я согласна? Да, скорее всего. Я знала, чем всё это кончится, и внезапно захотела пройти всё до конца.
После этого я оказалась голой – не считая сандалий, которые тоже вскоре сняли. С исчезновением двух дюймов каблуков верёвка на моих руках натянулась ещё туже, и я поняла, что могу стоять теперь лишь на цыпочках. Затем руки его появились снова – лишь мягкие касания, оказывавшиеся на мне там и сям с лёгкостью пёрышка, и я немного поёжилась от удовольствия.
Затем всё замерло, и вскоре верёвка немного ослабла, и руки мои немного опустились.
– Думаю, пора нам получить доступ ко всему остальному, милая. Согласна?
Я не была уверена в том, что это значит, но помимо своей воли ответила...
– Да, сэр.
Вскоре стало ясно, что он задумал, когда мою левую лодыжку охватил тугой кожаный браслет. Он был присоединён к распорке, которая раздвинула мои ноги, после чего такой же браслет оказался и на правой ноге. Верёвка сверху снова натянулась, и бедняжка Джен снова вытянулась, стоя на цыпочках – оооооочень сильно вытянулась. Только сейчас я осознала, что дышу ртом – прерывисто и часто. И от беспомощности, и от неудобной позы, и из – за всё тех же рук. На этот раз его пальцы шарили у меня в промежности, взъерошивая мне волосы на лобке и погружаясь в моё интимное место.
Уже очень давно на эту территорию не вторгались ничьи пальцы, кроме моих собственных, и я уже забыла, каково это. Конечно, к этому добавлялось моё беспомощное положение, и я непроизвольно задохнулась, когда он нащупал особо чувствительное место.
– Аааай, бля, – простонала я про себя, но чуть громче, чем я рассчитывала.
– Что?
– Ничего, сэр, – прошептала я.
– Ты сказала "бля", девчонка. Кто так разговаривает?
– Простите меня, сэр.
– Никаких прощений, милая. Я не потерплю таких слов в своём присутствии. Понимаешь, что это значит?
– Нет, сэр.
– Да что ж такое, девчонка! Мало того, что грубиянка, так ещё и дурочка? Что происходит, когда совершаешь преступление?
– Получаешь наказание? – безрадостно осмелилась я.
– Совершенно верно. Ты должна научиться вести себя прилично, как и подобает юной леди. Сейчас что – нибудь придумаем.
Сердце моё ушло в пятки. Сейчас он нацепит на меня эти зажимы, как пить дать. Уж лучше бы делал дальше то, что делал. Затем вдруг раздался звонок. Что это? Затем я поняла, что это звонит мой мобильник, в сумочке где – то на полу.
Звон прекратился.
– Алло? Да, она здесь. Минуту. – Телефон прижали к моему уху. Я с усилием сосредоточилась на реальности.
– Алло?
– Джен, это Эш. Ты не позвонила. Ты в порядке?
– Да, конечно. Прости. Не смогла вырваться.
– Очень смешно. И неоригинально, прости уж. Ладно, не буду отвлекать. Позвонить через час?
– Да, если можно. Спасибо, Эш. Пока.
– Пока, Джен. Веди себя хорошо.
Поздно, уныло подумала я.
– Простите, сэр, – сказала я.
– Ничего, милая, ничего. Я понимаю твои опасения, никаких проблем. В чём – то так будет даже лучше – по крайней мере, каждый час ты будешь получать передышку. Час? Я не ошибся?
– Да, сэр.
– Хорошо. Посмотрим, от чего это отвлечёт тебя в следующий раз – от чего – то неприятного, или от огромного удовольствия. Пока что мы, кажется, были ближе к первому, да?
– Да, сэр.
– И это значит?. .
– Это значит, что меня сейчас накажут, сэр.
– Совершенно верно. И за что же?
– Потому что я сквернословила, сэр?
– И снова правильно, милая.
Он молчал около минуты. Стоя там, я чувствовала, как начинаю дрожать всем телом. Я не знала, чего ждать, и чувство растянутости в руках, ногах и во всём теле только усиливало страх. Затем я снова услышала шаги, и поняла, что он стоит передо мной. Он снова начал ласкать мою грудь, и моё сердце билось всё быстрее, пока он легонько щёлкал и дразнил мои соски. Я проглотила очередной рвущийся наружу стон, но, как оказалось, напрасно – в сосках вспыхнула острая боль, когда их стиснули металлические зажимы.
Я ждала этого, но настоящая боль ошеломила меня, полностью затмив тёплое, лучистое удовольствие, которое начало нарастать под его пальцами. Всё это резко исчезло, сменившись невыносимым жжением в груди.
– Ай! Ай! Ай бля! Сэр! Простите! Снимите их, пожалуйста! Я буду хорошей!
Как стойкая рабыня, готовая к любым пыткам, я потерпела полный крах. Я была готова ныть и умолять, обещать что угодно, лишь бы избавиться от зажимов. Да, я никогда их раньше не пробовала, но что – то мне подсказывало, что слушать меня по этому поводу не станут. Это подтвердилось, когда я ощутила возле рта какой – то посторонний предмет, и посреди очередного протеста он впихнул мне в рот кляп.
Шар, сделанный из жёсткой резины, был не настолько большим, чтобы причинить мне неудобство. Подозреваю, у него была масса более суровых кляпов такого типа, но пока что меня полностью занимал шар в моих собственных зубах, ремешок которого туго затянули у меня за головой. Чтобы отвлечься от боли в сосках, я начала бороться с посторонним предметом во рту, пытаясь раскусить его или вытолкнуть языком, но не добилась совершенно никаких результатов. Я отчаянно затрясла головой, что – то жалко мыча сквозь нос. Я не могла теперь ни как следует выразить свою боль, ни высказать ему что – либо – за исключением самого крайнего случая, когда на помощь пришло бы моё "с днём рожденья".
Мне вдруг стало очень страшно, и я осознала, какой безграничной властью он сейчас надо мной обладает. Я была его игрушкой, он мог пытать и мучить меня, как вздумается. Эш позвонит теперь только через час. Даже если он вызовет копов, успеют ли они приехать вовремя? Я запаниковала и принялась биться на своей верёвке, державшей запястья, и вырываться из браслетов на ногах. Всё было без толку. Я раскачивалась там, вращаясь на месте, но деться мне было некуда. Я была в плену, и все мои поступки с этого момента были бы реакциями на внешние воздействия, но не моей собственной волей.
Наверно, в этот момент я уже готова была замычать свою песенку. Может, я просто хотела физически ощутить, до какой степени я беспомощна, дабы забить, образно говоря, последний гвоздь себе в гроб – чтобы раз и навсегда осознать, что по сути я являюсь пленницей лишь своих собственных желаний, какими бы они не были.
Грэм дал мне выпустить пар. Через минуту я выдохлась и могла лишь, стоя перед ним, тихонько и жалобно хныкать. Острая боль в сосках, усилившаяся было во время моих метаний, успела притупиться.
– Ну что, не будем больше капризничать? – Риторический вопрос Грэма прозвучал спокойно и равнодушно. Его рука взяла меня за подбородок, и палец вытер струйку слюны, стекавшую из – под кляпа. – Спокойно, милая. Это ещё не самое страшное. Очень может быть, что дальше будет хуже. А может, и лучше. Кто знает. Самое главное, что убежать тебе некуда. Так что расслабься и плыви по течению.